Эта, на мой взгляд, любопытная история завершилась не так давно… Она всё еще будоражит мою память, пробуждая в ней отдельные картинки: словно кто-то в темноте просматривает слайды, а я, бросая на экран взгляд, вспоминаю всё, как было.


Жаркое утро середины лета. На холме забывшая свой возраст церковь с голубыми куполами и поблекшим золотом крестов. В проёме настежь распахнутых дверей деревенский батюшка - отец Дмитрий смотрит из-под ладони в след уходящей спешным шагом Марии…
- Благослови тебя господи, сиротинушка ты наша …- шепчет он едва слышно и осеняет её крестом.
Потом, смахнув со щеки набежавшую слезу, разворачивается и уходит вглубь церкви, бормоча:
- Вырождается народ, гибнет матушка…

Ветер гонит клубы пыли по проселочной дороге. Мария удаляется от села, не оглядываясь, спешным шагом, словно бежит от чего-то дурного.
Росла она сиротой. Однако, годы быстро летят. Теперь она - красивая, статная барышня на зависть многим девчатам в селе…
И, вдруг, ошарашила разом всех - решила уйти в монастырь. Много домыслов и кривых улыбок оставила она за своей спиной, да только её это нисколько не тревожило. Она была последней в своем роду, а значит, как она сама считала, плакать за ней было некому…
Когда село скрылось за холмом, она облегченно вздохнула, будто оковы с себя сбросила.
До монастыря решила пешком добираться. И не потому, что денег на дорогу не было, а потому что сама себе слово дала:
«Пешком дойду – значит правильный выбор сделала».


В придорожном кафе семь столиков и все заняты: где шофера расположились, а где и вовсе бомжи – чужое доедают… Одним словом, пестрая публика. В кафе, если не считать официантки, одни мужики.
Кто-то ест, кто-то пьёт, а кто-то отдыхает после всего этого: дымит сигаретой и болтает. Ругаются, смеются, шарят по сторонам усталыми глазами – такое вот оно придорожное кафе…

За крайним столиком в углу сидят двое мужчин. Третье кресло лишь относительно свободно – там лежит дипломат, на нем - газета, а на ней – «Мастер и Маргарита»…Тот, что помоложе, смотрит на другого, щуря глаза, и говорит раздраженно:
- Вот так всегда: жарко, а пить пиво нельзя.
- Мить, хочешь куплю безалкогольное? - говорит другой.
- Нет, - вертит головой Митька, - это же чистый обман! Уж лучше я … Ну, да ладно, согласен. А вам, Лев Николаевич, взять чего?
Лев Николаевич чуть повел головой: нет, дескать.
Митя возвращается с безалкогольным пивом, садится и тут же жадно опустошает первую баночку. Потом, засмеявшись, говорит:
- Купился, блин! – И поясняет: - Это я о пиве...
- Никогда не любил пиво, - пробурчал Лев Николаевич.
- Во! – восклицает Митя.
- Что случилось? – интересуется Лев Николаевич.
Митя кивает головой в сторону стойки и, хмыкнув, поясняет:
- Да вон, барышня-монашка, та, что во всем черном. Третий день я встречаю её на трассе. Пешком чешет вдоль дороги, но ни к кому не садится. Да. Я проследил… Ну, разумеется, так - из чистого любопытства.
- Почему монашка? – пожимает плечами Лев Николаевич. – Может быть у неё траур – кто-то из родственников умер.
- Может быть и так…- соглашается Митя. – Но странно, почему пешком?
- Может быть, денег на дорогу нет – первое. Может быть, её кто-то пытался подвезти и обидел – второе. Может быть, она обет какой-то исполняет. Кто знает, что у неё там, в голове? Сейчас пол страны с отклонениями…
- Это так, - согласился Митя. – Новая жизнь многим «крышу» сдвинула набок.
Мария взяла в руки поднос с едой и окинула взором пространство кафе. Все столики были заняты. Правда, в самом углу было одно место – за столиком, где сидел Митя и Лев Николаевич. Туда она и направилась.
- Вы позволите? – спросила она.
Лев Николаевич оторвал взгляд от своей тарелки и …потонул в её синих бездонных глазах.
« Христова невеста», - с чего-то вдруг мелькнуло в его голове.
Митя засуетился: стремительно убрал с кресла дипломат и то, что на нём лежало. Лев Николаевич медленно отодвинул от себя тарелку и вытер платочком губы – он смутился, сам не понимая отчего.
Митя взглянул на Льва Николаевича и улыбнулся, переведя взгляд на Марию.
- Схожу за соком, - сказал Лев Николаевич и посмотрел на Митю строго, как на шаловливого ребенка.
Митя понял этот взгляд как предупреждение: «Смотри, не дури тут без меня!»
Лев Николаевич заказал сок и, дожидаясь его, через плечо украдкой смотрел на Марию. « Где и когда я видел эти глаза? - крутилось в его голове. – Видел и много раз…» И вдруг он вспомнил. В жаркое летнее утро он вдруг почувствовал в глубине себя холодную волну. Он мотнул головой, словно гнал от себя назойливого комара, рассчитался за сок и неспешно вернулся за столик.
Пока шел, успокоился окончательно. Сел на своё место, слегка отвернувшись от Марии, и, попивая холодный сок мелкими глотками, заговорил с Митей о несущественном.
Мария ела, не поднимая головы. И только потом, когда взяла в руку стакан с компотом, выпрямилась и посмотрела на Льва Николаевича. Их глаза на миг встретились.
« В её глазах чистота, печаль и незащищённость. Она больше ребёнок, нежели взрослый человек.»

Лев Николаевич к своим сорока годам неплохо разбирался в людях. Здесь, вероятнее всего, сказывалась не столько природная интуиция, сколько опыт последних десяти лет - он работал в частном сыскном агентстве и за эти годы немало познал в области психологии человека. Впрочем, и сама жизнь преподала ему столько уроков, что их хватило бы не на одного человека. Что там говорить, один Афганистан чего стоил…
На жизнь он не жаловался, считая себя человеком удачливым. Закончив юридический, он пять лет проработал следователем, а потом ушёл из органов по причине личного характера – жена завела шашни с одним из его коллег… Первые месяцы после развода Лев Николаевич сторонился женщин, относился к женщинам весьма настороженно.
Со временем такое отношение к «слабому полу» прошло.
Он не только научился прощать, но и пришел в своих размышлениях к весьма мудрому умозаключению: все люди несовершенны и по-своему несчастны, и это - достаточная причина, чтобы не упрекать их за недостатки, а напротив, стараться понять их и по возможности помочь им.
Пришли новые времена и Лев Николаевич одним из первых в стране открыл частное агентство по охране и сыску. Предприятие его развивалось весьма успешно. Он стал состоятельным человеком. Но это не только не испортило его, а, напротив, позволило ему устроить жизнь многим из тех, кто в этом нуждался. Его любили и те, кто работал теперь с ним плечом к плечу, и те, кто порой, не ожидая того, получал от него поддержку в самые трудные моменты своей жизни.
В его агентстве работали проверенные люди: однополчане - с кем он когда-то бок о бок воевал в Афганистане, несколько молодых ребят из тех, кто прошел через войну в Чечне и не мог потом найти себе место в этой жизни, а так же трое коллег-следователей по прежней работе…
Лев Николаевич был из тех, кто умело сочетал в себе доброту и строгость. Появление работника в агентстве в нетрезвом виде означало его увольнение, а нечестность в работе, и вовсе, даже не подразумевалась. Зато и доброта его, казалось, не знала границ: агентство оплачивало учебу сотрудников в институте, если кто-то на тот момент учился заочно, и брало на себя значительную часть их забот связанных с приобретением жилья… Он многим показался бы весьма странным человеком.
Однажды Митя спросил у Льва Николаевича: « Поражаюсь я вами, Лев Николаевич…Зачем вам тащить на себе столько чужого «груза», то бишь чьи-то проблемы?»
И услышал в ответ: « А чужих проблем нет, Митя. Все проблемы – наши. Бог далеко, а мы рядом… В пояснение своей мысли расскажу на эту тему одну маленькую притчу:
«Однажды Бог со множеством детей своих ехал мимо прекрасных мест. И остановились они отдохнуть. У детей заботы, как и у всех детей: поиграть, покушать, поспать. А у Отца, как в пословице говорится, «забот полон рот». Вот Он и говорит своим чадам:
« Детки мои, я оставлю вас на время в этом безопасном месте, а сам быстро завершу кое какие дела и тут же вернусь к вам. Вы уж без меня не шалите здесь, а решайте все дела полюбовно.»
И уехал Господь по своим делам… У Бога, как у взрослого, понятие о времени одно, а у детей – другое. Со временем некоторым детям стало казаться, что Отец забыл о них. А позже пошли и вовсе крамольные толки, что никакого Отца не было. Всё чаще и чаще нарушался наказ Отца Небесного: «Решайте все дела полюбовно!»
Маленькие боги выросли и очеловечелись!
Они превратились в тех существ, которых мы видим вокруг, в том числе и перед собой в зеркале, когда бреемся или прихорашиваемся. Мы, к великой печали нашего Отца, очеловечились…»
И, возможно, не было бы в том большой печали, если бы не изменилась наша внутренняя сущность – божественная душа. Но мы не остановились даже на этом. Мы стремительно деградируем дальше. И теперь идёт процесс озверения...
Это началось так давно, что мы уже совсем забыли о своей божественной природе. И сейчас ставится вопрос не о том, как возродить в себе божественное начало, а как хотя бы не потерять человеческий облик.
Мы, люди, за тысячелетия «наломали» столько «дров», что даже страшно оглядываться назад. И к чему мы пришли? Сейчас по-настоящему уютно жить только людям без совести… Совесть для них – понятие абстрактное… Ну, в крайнем случае, очень неудобная вещь! Ведь, совесть – это голос Создателя, частичка изначальной чистоты, которая прячется в глубинах человека, как изгнанник, бегущий от преследования… Как когда-то человеческое вытеснило из нас божественное, так теперь звериное вытесняет из нас человеческое…
Построить счастливое будущее можно только с людьми, а не с тем, что от них осталось. О каком человеческом братстве может сейчас идти речь? Для этого нужно относиться к другим, как к любимым братьям своим. А как можно с любовью относиться к другим, если даже самого себя уважать не за что: облик человеческий, а душа звериная. Запомни, Митя, следующее: «Если какой-то человек презирает народ, считая его быдлом, он совершенно не уважает себя. Да, он холит, лелеет себя, но этим он ублажает лишь ненасытное животное в себе. А тем временем, душа в нём сохнет, превращаясь в мумию… Знаешь, о чем мечтает душа такого человека? Она мечтает вырваться из этой смердящей темницы и, наконец-то, найти себе достойное, светлое пристанище…»
Я знал многих людей, которые мечтали преобразить мир, сделать жизнь людей счастливой. Они сетовали, что для этого им не хватает только власти и денег. Они лукавили, Митя. Когда у них, появилось и то и другое, они забыли о своём обещании… Теперь они просто отшучиваются. Так зверь победил в них человека.
И тогда я понял: «Чтобы мир изменился к лучшему, надо прежде самому стать лучше. Надо непременно измениться каждому из нас…»
Вот такая, Митя, философия жизни.

Митя остолбенел от этого монолога.
Даже во взгляде его заметно улавливалось смешение чувств.
Он прошел через трудное детство, затем через войну в Чечне и у него после такого невесёлого начала жизни сложился столь же невесёлый взгляд на жизнь. А тут он вдруг услышал такое, от чего испытал необычное чувство - словно сердце стало плавиться и испаряться… Позже, вспоминая тот разговор, Митя признался Льву Николаевичу:
« Моё миропонимание рухнуло в один момент. Я даже не могу передать словами то чувство, которое я тогда испытал… До этого я чувствовал: кто-то или что-то с самого раннего детства мешало мне жить; как будто сама жизнь не хотела меня и отталкивала от себя… А тут, после того разговора, я вдруг почувствовал себя птицей, с которой слетели тяжёлые комки засохшей глины, мешавшие ей взлететь. Мне стало так легко! Я почувствовал себя совершенно свободным!.. Это так здорово, что в трудные моменты я вспоминаю это состояние и пытаюсь пережить его снова. И, знаете, мне сразу становится легче.»
После того разговора Митя стал относиться ко Льву Николаевичу как к своему духовному наставнику.


На бензозаправке жаркий воздух удушлив от паров бензина и масел. Лев Николаевич ушел в тень деревьев и сел на краешек газона.
«Сейчас бы на море, - тоскливо подумалось ему. – Изумрудные волны, золотистый песок … Дикий, абсолютно дикий пляж… И холодный нарзан…»
- Митя, - сказал Лев Николаевич, садясь в машину, - а что если мы прокатимся …на море!
- На море?! – удивился Митя. Подумал и отрицательно покачал головой. – Нет. Нельзя, - серьезно сказал он. - Меня шеф не отпустит.
- Ка…какой шеф? – изумился Лев Николаевич. – Я же твой шеф. Ты…
Митя расхохотался. А Лев Николаевич, грозя ему подзатыльником, сказал:
- Я тебе пошучу!
И помолчав, словно жалуясь, сказал тихо:
- Я так давно не был на море…
- Вы, Лев Николаевич, о себе совсем забыли! - укорил его Митя.
- Это ты правильно сказал, Митя. Я не отдыхал целых десять лет…
- Тогда, - заключил Митя, - катим на море!
- Да. Надо позвонить в агентство, чтобы там нас не искали и не волновались.
Лев Николаевич достал мобильный телефон и набрал номер агентства:
- Алло! Лена, здравствуй! Я с сегодняшнего дня в отпуске… Да.
Митя тоже… Напечатай приказ… Да. За главного остаётся Геннадий Васильевич… Ну, не знаю, недели на две…На море…Спасибо. Пока!
Он выключил телефон и бросил его на сиденье рядом.
- Неужели отдохну? – сказал Лев Николаевич и засмеялся.
- Я одно местечко знаю, - сказал Митя, - просто обалдеть!


Мария наполовину прошла мост, когда проезжавшая мимо «Ауди» резко затормозила, и из неё выскочили два парня.
- Тащите её сюда, пацаны! - крикнул им вдогонку «щербатый», что сидел за рулём машины. – Я тоже хочу поразмяться.
Мария бросилась бежать. Но её быстро нагнали и схватили. Изловчившись, она укусила за руку того, что держал её. Тот заголосил во всё горло матом и на миг отпустил её. Этого было достаточно -Мария рванулась к перилам моста и, перевалившись через них, прыгнула в реку.
Митя вырулил машину на мост в тот самый момент, когда Мария бросилась через перила в реку. Два парня, гонявшиеся за Марией, посчитав, что дело приняло дурной оборот, спешно запрыгнули в «Ауди» и дали полный газ.
- Митя, – закричал Лев Николаевич, - скорей туда!
- Вот козлы! – выругался Митя, нажимая на педаль газа. – Это ж они ту «монашку»…
- Митя, - затараторил Лев Николаевич, - я за этой «монашкой», - неровен час, утонет, - а ты хотя бы номер той машины узнай!
Лев Николаевич выскочил едва ли не на полном ходу. Подбежал к перилам моста и глянул в реку. «Слава Богу, жива! Только вот далековато унесло её …», - мелькнуло в его голове. Сбросив с ног туфли и, сорвав с себя рубашку, он прыгнул с моста в воду.

- Ну, вот тебе и волны изумрудные, - буркнул он, отплевываясь, едва только вынырнул на поверхность реки.
Грёб он спешно, словно за ним гналось чудище морское. Так плывут только гонимые страхом… Течение было сильное и, через время он понял, почему «монашка» не плывёт к берегу – у неё просто не хватало на это сил. Через пару-другую минут там, где река, круто изгибаясь, скручивала поток в огромный водоворот, Лев Николаевич нагнал Марию и прокричал:
- Быстро руку давай!
Мария уже смирилась с мыслью, что ей едва ли хватит сил выбраться на берег. Гребла не она, - как говорят в таких случаях, - а инстинкт самосохранения… От усталости и страха она уже мало что понимала.
Мокрая одежда тянула её ко дну – к погибели, а яркий солнечный свет манил на поверхность - к жизни.
Лев Николаевич схватил Марию за запястье руки и прокричал:
- Не сопротивляйся воде! Нас затягивает водоворот! Надо нырять глубже и уходить в сторону – иначе оба утонем!
На бледном лице Марии он прочел ужас и безысходность.
«Придется делать всё самому», - понял Лев Николаевич и крепко стиснул руку Марии.
У самого центра воронки он прокричал ей в лицо:
- Набирай воздух!
И как только увидел, что она сделала это, резко потащил её вглубь…


Сразу за поворотом река намыла высокую песчаную косу – туда их и выбросило потоком.
Лев Николаевич чувствовал только дрожь в ногах, когда онемевшими от напряжения руками тащил из воды неподвижное тело Марии.
«Быстрей, быстрей, быстрей!» – стучало у него в висках, как приказ.
Он торопился сделать все, что только мог в эти мгновения вспомнить из того, что читал или видел в кино: шлёпал Марию по щекам, делал массаж сердца и искусственное дыхание… Ему показалось, что пролетела вечность. И он, стоя на коленях, заорал в небеса, как зверь.
Мария лежала бледная и неподвижная. Как вдруг, словно взведённая пружина вздрогнула и, резко согнувшись, вырвала прямо ему в лицо.
Лев Николаевич, никак не ожидая того, с испугу повалился на спину и принял на себя ещё одну порцию …
«Жива!– радостно пронеслось у него в голове. – А вам, Лев Николаевич, приятного аппетита…»
И он сначала засмеялся тихо, а затем - расхохотался до слёз…


Митя нашел их на песчаном берегу: они сидели, тесно прижавшись друг к другу, словно замерзшие путники, неподвижно даже тогда, когда Митя подошел и окликнул их.
- Я ещё в Чечне понял, что самые приятные встречи – это те, что после боя, - сказал Митя, садясь перед ними на песок. – Это когда, значит, видишь друзей живыми… С днём рождения вас, господа хорошие!
- Спасибо, Митя, - поднимая голову, хрипловато бросил Лев Николаевич и улыбнулся: – Спасибо, дорогой…


- Я так подозреваю, что поездка на море временно отменяется, - сказал Митя, заводя машину.
- Да, Митя, - согласился Лев Николаевич. – Давай, для начала, в супермаркет – одеться надо, а потом домой – отогреться, что ли, от всего этого… Пожалуй, я сегодня даже выпью малость.
В машине и Мария, и Лев Николаевич быстро уснули.
И только когда Митя стал тормошить их, остановив машину у супермаркета, они лениво открыли глаза.
- Ребята, - улыбаясь, сказал Митя, - мы уже в городе. Будем спать или одеваться?

Лев Николаевич, прикрывшись ладонями, зевнул и весело посмотрел на Марию.
- Ну, что, «Христова невеста», - улыбнулся Лев Николаевич, - пойдём?
Мария задумчиво отвела взгляд, потом молча кивнула головой и вслед за Львом Николаевичем вылезла из машины.

На улице – жара, а в супермаркете - приятная прохлада.
Лев Николаевич, прикупив брюки и рубашку, и переодевшись, стоял с Митей у прилавка. А Мария сидела в обновке в примерочной на пуфике и думала. Думала она обо всём: и о прошлом, и о настоящем, и о предполагаемом будущем… Потом, вспомнив вдруг о том, что её ждут, встала и, отодвинув штору, вышла из примерочной.
- Может быть, я мало что в этом понимаю, - сказал Митя, глядя на идущую к ним Марию, - но этот наряд веселее прежнего.
- Да, - согласился с ним Лев Николаевич, и восхищенно пробормотал: - Это правда, наши женщины самые красивые на свете!
- Как раз это я и имел в виду, - хитро щурясь, подтвердил Митя.

На улице Мария остановилась и тихо проговорила, словно оправдываясь перед ними:
- Я отдам вам деньги за одежду сразу же, как только смогу…
У меня они были. Потерялись… Наверное, там – в речке.
Лев Николаевич понимающе покачал головой. Посмотрел на Митю, а потом на Марию и спросил:
- Куда довезти?
Мария пожала плечами. Потом, словно опомнившись, скороговоркой проговорила:
- Я, вообще-то, в монастырь шла…
- Что-то вроде этого мы и предполагали, - сказал Лев Николаевич. Митя хмыкнул, но тут же извинился и, отойдя поодаль в тень деревьев, закурил.
- Ну, хорошо, - согласился Лев Николаевич. – Тебе в какой монастырь?
- Не знаю, - безразлично пожала плечами Мария. – В любой женский монастырь.
- Значит, будет женский монастырь. Я, между прочим, живу прямо возле монастыря.
Помолчав немного, - словно раскладывал мысли по полочкам, - он попросил Марию:
- Ты, Мария, пока что к машине иди, а я тут с Митей покурю… И мы поедем в твой монастырь.

Оставшись наедине с Митей, Лев Николаевич долго с ним разговаривал; во всяком случае, за это время они успели выкурить по две сигареты.
Митя шёл к машине, время от времени качая головой и улыбаясь.
А Лев Николаевич чуть позже вернулся с тремя баночками «лимонада» и протянул одну Марии, другую – Мите.
- Если не угадал «кому что по вкусу», прошу прощения, - сказал он, откупоривая свою баночку.
Спустя минуту или две Лев Николаевич, хмуря задумчиво брови, сказал:
- Маша, возможно, я не прав, но мне кажется, что у нас есть проблемы.
Мария бросила на Льва Николаевича вопросительный взгляд.
- Какие проблемы?
- Насколько я понял, - пытаясь пояснить свою мысль, продолжил Лев Николаевич, - после того, что случилось там, на реке, у вас ведь не только денег не сохранилось, но и документов нет. Или не так?
Мария замерла и прижала ладони к груди.
- Кошмар! – выдохнула она. - Я о них совсем забыла…Что же мне теперь делать?
- Не знаю… - пожал плечами Лев Николаевич. – Наверное, надо вернуться домой.
- Домой?.. Нет, - отрицательно качнула головой Мария. – У меня нет дома. Ничего и никого… Я не знаю, что мне делать.
- А я знаю, - рассмеялся Митя. – Выходи за меня замуж.
Я парень холостой. У меня вон квартира, машина…
А документы мы тебе восстановим.
Мария решительно покачала головой «нет» и даже села ровнее.
- Спасибо, я замуж не хочу.
- Отчего же так? – живо поинтересовался Митя.
- А так, - пожала плечами Мария. - Если бы я хотела замуж, то уж давно бы вышла.
- Отчего же тогда не вышла? – не унимался Митя.
- Потому, - тихо ответила Мария. - Замуж я выйду только по любви.
- А что, - не унимался Митя, - меня нельзя полюбить?
- Я и не говорила, что нельзя. Наверное, можно, - ответила Мария. – Лично я не хочу сейчас ничего: ни влюбляться ни в кого, ни замуж…
Последовала довольно продолжительная пауза.
- Наверное, я ошибаюсь, - прервал молчание Лев Николаевич, – но мне почему-то кажется, что любви между мужчиной и женщиной быть не может. Во всяком случае, я этого в жизни не наблюдал.
Мария, чуть щуря глаза, посмотрела на него, но ничего не сказала.
- Да-да, - развивая свою мысль, сказал Лев Николаевич. – Заметьте: в большинстве случаев в том, что люди называют любовью, наблюдается неравенство чувств… Например: почти всегда из двух влюблённых один любит больше, другой – меньше… Ещё хуже, когда один любит, а другой - нет… Где же равенство чувств? Нет! А отсюда, нет и гармонии… Как говорили мудрецы: «Любовь –это гармония чувств… Когда это случается, то всё в человеке звучит в одном ключе – вибрирует, как единое целое.» Вот поэтому, всё, что не вписывается в эту картину, что не подчиняется этому правилу – это не любовь, а что-то другое…
- Это точно, - согласился с ним Митя. – Иногда я так злюсь… Наверное, оттого, что ничего в этой любви понять не могу! Живешь один раз… Казалось бы, ну пусть человеку хотя бы в любви повезёт… Так нет же, куда там! Лев Николаевич, ну, отчего так, а?
- Кто его знает, Митя, отчего всё так, - ответил Лев Николаевич. – Наверное, что-то не правильно в нас самих. Не знаю…
И снова наступила пауза. Каждый думал о чем-то своём.
- А вы кто? – вдруг поинтересовалась Мария.
- Я? – переспросил Лев Николаевич. – Как кто? Человек.
- Ну, я не про то…Чем занимаетесь? Кем работаете? Кто вы?
- Ах, вот ты о чём… - растерялся Лев Николаевич. - Я – это … садовник.
- Садовник? – удивилась Мария.
- Да, - оживился Лев Николаевич. - А еще я сантехник и сторож.
- Он у одного «крутого» дядьки за пригородным домом присматривает, - пояснил Митя, бросая взгляд на Марию через зеркало. – Он и истопник, и садовник, и сторож – всё в одном лице, - пояснил Митя, бросая взгляд в зеркало.
- Я у него во «флигельке» живу, – продолжил Лев Николаевич. – Грех жаловаться! Хозяин сейчас в …Англии живет. Приезжает иногда: раз-другой в год… Мы с ним ещё с детства знакомы. Он меня сам попросил. «Поживи, - говорит, - Лёва здесь. Хочется, чтобы за домом свой человек присматривал.» Вот я и живу там уже который год. Привык…
И он улыбнулся. И Митя тоже улыбнулся. А Мария искоса посмотрела на Льва Николаевича и недоверчиво скривила губы:
- Что-то не очень вы похожи на садовника…
- Хм, - хмыкнул Лев Николаевич. - А зачем мне быть на него похожим? Мне что, фуфайку одеть и сапоги резиновые? Те времена уже прошли… Или мне надо быть пьяным и говорить неграмотно, как уже никто и не говорит?
Снова наступило молчание. Потом, вдруг Мария повернулась ко Льву Николаевичу и почти шепотом быстро заговорила:
- Лев Николаевич, а нельзя ли мне у вас пожить немного, пока я паспорт восстановлю… Я вам помогать буду: варить еду, грядки полоть, полы мыть… Не хочется мне назад, в село возвращаться! Люди меня не поймут – смеяться будут. Противно всё это даже просто представить. Вы, я вижу, человек серьёзный…Я это к тому, что Вы меня спасли – значит, не обидите. А других я боюсь…
- Пожить? Временно можно, конечно…- словно раздумывая, согласился Лев Николаевич. - Жить там есть где. Да и помощники нам не помешают. Только условие такое: в дом никого. Понимаешь?
- Да, да, - закивала головой Мария. – Спасибо большое!
Она благодарно улыбнулась и облегченно вздохнула.
- Не понял? – бросая взгляд в зеркало заднего вида, воскликнул Митя. – Вы что там шепчетесь?
Лев Николаевич успокаивающе махнул рукой, сказал:
- Всё нормально, Митя.


Когда Митя притормозил у особняка, стоящего на краю хвойного леса, Мария заметила купол церкви позади всех строений и подумала: « Правду говорил Лев Николаевич насчет монастыря по соседству…»
- А вон и монастырь твой виднеется.
- Так может быть я прямо туда и пойду? – спросила Мария.
- Нет, - возразил Лев Николаевич. – Он ещё не достроен. Бог даст, к следующему лету закончат… Хотя, как сказать, могут и раньше управиться. Тут народ работает на совесть… Сходим как-нибудь.
Лев Николаевич вылез из машины, что-то неразборчиво проговорил Мите и рукой поманил Марию из машины.
- Мы уже приехали, - пояснил он Марии, когда она подошла к нему.
- Ну, - улыбаясь, проговорил Митя, - до встречи, Мария! А вы, Лев Николаевич, не беспокойтесь… Всё будет ладненько.

Митя уехал. А Лев Николаевич и Мария вошли в калитку и остановились. Вернее, остановилась Мария, а уж потом, натолкнувшись на неё, остановился и Лев Николаевич. Посмотрев поверх головы Марии, он понял, что случилось. Навстречу им по дорожке, ведущей от особняка, бежали две овчарки. За несколько шагов до калитки собаки сели посреди дорожки, словно по команде.
- Не пугайся, - успокоил Марию Лев Николаевич и, кивая головой в сторону собак, с восторгом проговорил: – Это такая прелесть! У меня язык не поворачивается употреблять при них слово «собака». Идите сюда, мои хорошие. Я познакомлю вас с Марией.
- А они не кусаются? – отодвигаясь назад, тихо спросила Мария.
- Нет, - приседая, ответил Лев Николаевич. - Ты и сама увидишь какие они умные.
Тем временем подошла одна из овчарок. Ткнувшись носом в протянутую Львом Николаевичем ладонь, она подняла голову и посмотрела на Марию.

- Эльза, Эльза…- погладил её Лев Николаевич. - Знакомься, это наша гостья – Мария.
Лев Николаевич встал и слегка обнял рукой настороженную Марию. Эльза, обнюхивая воздух, дважды обошла их и вернулась на прежнее место.
- Рим! – позвал Лев Николаевич.
И тут же другая овчарка поднялась и подошла к ним.
- Знакомься, Рим. Это Мария. Она хорошая девочка. Она будет у нас жить.
Ритуал знакомства повторился с поразительной точностью.
- Гулять! – крикнул Лев Николаевич.
Обе собаки сорвались с места и, играя друг с другом, убежали в глубь сада.
- Редкого ума собачки, - проговорил Лев Николаевич и, жестом руки пригласил Марию проследовать дальше.


Флигелёк оказался ни чем иным как «домиком для гостей».
Внизу располагался просторный холл, слева от него - кухня, справа –рабочий кабинет, а наверху - три спальни, душевые и все прочие удобства…
Лев Николаевич с большим любопытством следил за «экскурсией» Марии по комнатам, за тем как менялся взгляд её небесно-голубых глаз и даже походка, в зависимости от того, куда она входила. Он заметил, что дольше всего она пробыла в предложенной ей спальне, рассматривая убранство, а так же любуясь видом из окна. На кухне, с разрешения Льва Николаевича, она очень внимательно ознакомилась с содержимым всех шкафов и холодильника в том числе, с улыбкой, понятной только ей самой, вышла.
Лев Николаевич уловил хитрый взгляд Марии и спросил:
- Что-то не так?
- Вы сами готовите или кто-то помогает? – ответила вопросом на вопрос Мария.
- Иногда готовлю сам, - поделился Лев Николаевич. – Но чаще всего я ем …где-нибудь в городе. Просто не хватает времени на готовку…Возможно, в ближайшем будущем что-то в жизни переменится.
- Вероятно, вы решили в недалёком будущем жениться? - высказала своё предположение Мария.
Лев Николаевич пожал плечами:
- Я ещё… не уверен.
Мария переменила тему разговора:
- Надо купить продукты. Пока что готовить не из чего.
Они остановились у лестницы, ведущей на второй этаж.
- Я хотела бы принять душ… Можно?
- Полотенца и халаты в шкафу спальни. Там - всё необходимое.
- Спасибо, Лев Николаевич, я это заметила.
Наступило неловкое молчание.
- Ну, я пойду? – словно спрашивая разрешения, произнесла Мария.
- Да, конечно, пожалуйста, - спешно проговорил Лев Николаевич. – Тут недалеко магазинчик есть…Схожу за продуктами. Я это к тому, чтобы вы были в курсе, где я.
Мария молча кивнула головой и пошла по лестнице наверх.
«В принципе, у меня могла бы быть такая же дочь », - подумал Лев Николаевич, глядя ей вслед.


Прошла неделя, затем другая - наступил месяц август.
Постепенно Мария привыкла к тому, что за Львом Николаевичем постоянно заезжали какие-то люди и увозили его куда-то. Редко когда он возвращался рано. Если же он и был дома, то ему довольно часто звонили. В таких случаях, как правило, он надолго исчезал в кабинете.

Как-то, словно оправдываясь перед Марией, Лев Николаевич сказал:
- Так много заказов… И все ко мне, как будто других мастеров нет… То один зовёт, то другой. У одного труба потекла, у другого унитаз забился. Какой-то народ пошёл беспомощный: гвоздя сами не вобьют!
Мария сделала вывод, что Лев Николаевич, наверное, хороший специалист, но самое главное - человек он безотказный, вот потому и нет ему покоя …
«Наверное, зачастую, ещё и денег не берёт, - рассуждала Мария. – А сам вон - до сих пор без своего угла живет…»

Мария прекрасно управлялась с домашними делами. Всё свободное время она посвящала книгам. Лев Николаевич имел обыкновение оставлять читаемые им книги в самых разных комнатах. Там их и находила Мария. Эти книги не относились к развлекательной литературе. Они были из разряда «тяжелых», как в разговоре с Марией охарактеризовал их Лев Николаевич. Но Мария упорно сидела над этими «монстрами» - как она сама называла их.
И как-то в разговоре о литературе призналась Льву Николаевичу, что до сих пор читала совсем не то, что следует читать человеку.
Лев Николаевич был приятно удивлен этим признанием и на следующий день принёс ещё несколько книг, сказав: «В мире не так много книг, которые заслуживают внимания. Когда-то и я читал всё подряд. Жаль, что тогда у меня не было хорошего наставника – много времени было потрачено впустую. Сейчас я по доброму завидую тебе: тебя ждёт масса полезных открытий.»


Как-то в один из вечеров Лев Николаевич приехал с Митей.
Мария, проходя мимо, поздоровалась и предупредила, что скоро будет готов ужин. Мужчины удалились в кабинет, а Мария ушла на кухню.
Потом она решила спросить: будет ли вместе с ними ужинать Митя?
Приблизившись к двери кабинета, Мария уже приготовилась постучать, как вдруг услышала, как Лев Николаевич заговорил на повышенных тонах.
- Митя, разве учил я тебя чему-нибудь подобному! Это кошмар какой-то!
- Ну, я же уже объяснял, Лев Николаевич, - оправдывался по какой-то причине Митя. – Вы не представляете себе, какие это ублюдки… Жалеете их. А они не просто «отморозки», у них вообще мозгов нет.
- Митя, надо было прежде хотя бы посоветоваться.
- Лев Николаевич, когда советоваться? Мы пришли за одним, а получилось другое. Когда тот, что беззубый, выхватил «ствол», всё произошло так быстро, что я и сам едва сообразил… Этому козлу не то что руку сломать, а шею надо было свернуть!
- Ладно. Что вызвал Строева, это ты правильно сделал, - одобрил Лев Николаевич.
- Когда мы искали у них паспорт и всё такое, то совершенно случайно наткнулись на пакетики с «наркотой». Тогда-то я и позвонил Строеву. Он рад был – не передать! Оказывается, они их давно пасли, но не могли зацепить. А этот, что щербатый, вообще в розыске был…
- Митя, - уже спокойно проговорил Лев Николаевич, - давай закроем эту тему… Но наперёд договоримся: никаких таких экспромтов с поломанными конечностями и тем более свернутыми шеями. Понял?
- Хорошо, Лев Николаевич, - согласился Митя.
Мария на цыпочках отошла от двери, а затем быстро вернулась на кухню. Через минуту-другую на пороге кухни показался Митя:
- Ещё раз привет!
- Здравствуйте, Митя. Не желаете с нами пообедать? – предложила Мария.
- А я как раз хотел спросить: не накормит ли и меня хозяюшка? И тут, вы сами предложили. Читаете мысли, да?
- Нет. Просто, вы наш гость, да и время обеда подошло.
Появился на кухне и Лев Николаевич. Сел за стол и пригласил Митю:
- Садись, Митя. Мария готовит просто изумительно. Так в кафе не кормят.
- Наверное, поэтому вы и едите дома через день, - мягко упрекнула его Мария.
- Извини, пожалуйста, - сказал Лев Николаевич. – Это из-за работы так получается. Я постараюсь…
- Я же не только для себя готовлю, - стараясь сгладить появившуюся остроту в разговоре, тихо произнесла Мария.
- Понял. Исправлюсь, - улыбаясь, успокоил её Лев Николаевич.
Пока обедали, говорили о самом разном, как это часто бывает во всех семьях, когда собираются за столом. Через час-полтора Митя, попрощавшись, ушел, а Лев Николаевич остаток дня провел дома.


Наконец наступил вечер.
Приняв душ и переодевшись в чистую одежду, Лев Николаевич вышел на террасу. Сел в кресло напротив Марии и стал молча смотреть на неё, любуясь. Она же сидела, закрыв глаза, словно спала, окутанная золотистым светом закатного солнца.
- Почему так? - не открывая глаз, тихо спросила Мария. - Каждый закат пробуждает во мне такую тоску, как будто закончился последний день моей жизни…
- Каждый прожитый день – это частичка нашей жизни, - сказал Лев Николаевич, бросая взгляд на закат. – Мы стареем. А старение - это медленное умирание и приближение к смерти.
- Я ужасно боюсь смерти, - открывая глаза, сказала Мария.
- Ты, Мария, и жизни тоже боишься, - сказал Лев Николаевич. – Иначе бы ты не стремилась в монастырь.
- Да, - согласилась с ним Мария. –И жизнь меня пугает. Вернее, до недавнего времени, не смотря на трудности, она меня не пугала, а теперь мне страшно… Я выросла сама. Родители погибли, когда мне было семь лет. Года через три после этого умерла и моя бабушка. Меня даже хотели отдать в детдом, но потом отстали…Ещё пару лет прожила у старушки-соседки, а потом вернулась в свой дом. Сама готовила, сама стирала… Так и выросла.
- Что же тебя сломило? – осторожно спросил Лев Николаевич.
- Однажды мне стало страшно, - задумчиво произнесла Мария, - Наверное, в тот день закончилось моё детство… Я поняла, как много в мире зла. Дошло до того, что я почти не выходила на улицу. Оставаясь дома, я не хотела включать радио и тем более - телевизор… Везде я видела одно и то же: одни врут и воруют, а другие стонут и пьют. Я поняла, что не смогу… не смогу никаким образом всё это изменить. Но и жить в этом ужасе я не хотела, потому что не знала как… Вот тогда-то я и решила уйти в монастырь.

Мария опустила голову и стёрла скользнувшую по щеке слезу.
Лев Николаевич встал со своего кресла и подошел к Марии. Сев возле нее на корточки, он взял её ладони в свои и, мягко сжимая их, сказал:
- У тебя всё будет хорошо.
Мария, роняя слёзы, рассмеялась и сказала:
- Вы, Лев Николаевич, такой смешной… Такой большой, а все равно, что ребенок. Ну, скажите мне на милость, с чего бы это вдруг стало всё хорошо? Вы меня успокаиваете, а сами, извините, не лучшим образом устроены. « Ни кола, ни двора», как говорят в таких случаях. Ведь мне не только себя жалко, но и таких, как вы.
- А что я? У меня всё на месте: и голова, и руки, и ноги… Да и на жизнь я зарабатываю. И ещё, между прочим, у меня тут недалеко хатёнка есть…Да, да!
- Покажете хатёнку? – улыбнулась Мария.
- Непременно покажу! Ты сейчас, пожалуйста, посиди здесь немного, а я кое-что тебе принесу.
Лев Николаевич встал и торопливо покинул террасу. Через минуту- другую он вернулся со свёртком и, отдавая его в руки Марии, сказал:
- Вот твои документы. Посмотри, всё ли там.
- А откуда они у вас? Разве…
- Помнишь тех, на мосту? – ответил Лев Николаевич, возвращаясь в своё кресло. - Я думаю, что ты или выронила сумочку с документами, или же они вырвали её у тебя из рук. Сейчас это уже не так важно… В общем, пока я вылавливал тебя из реки, Митя догнал их машину и запомнил её номер. Позже наши ребята нашли их. Остальное – дело техники. Мите скажешь спасибо. Я в этом деле не участвовал...
- Спасибо большое! Странно, что они документы не выбросили.
- Возможно, хотели продать, но не успели, - предположил Лев Николаевич. – Жулики часто продают краденые документы.
Некоторое время они молчали. Потом Лев Николаевич спросил:
- Ну и что теперь будешь делать?
- Не знаю, - ответила Мария.
- У меня есть такое мнение: нельзя двигаться вперед, не зная, куда и зачем. Согласна? Ну, вот! Я считаю преступлением уход в монастырь молодой, здоровой, красивой девушки.
При той катастрофе, что мы наблюдаем среди нашего народа - бедность, пьянство и наркомания, - мы очень скоро исчезнем с лица земли… И, поверь мне, что бы там не говорили политики и подобные им благодетели, сам наш народ прекрасно осознаёт: найдется громадное множество тех, кто обрадуется нашему исчезновению. А кто говорит, что это не так, тот либо слепой, либо лукавит.
Лев Николаевич поднялся с кресла и, прохаживаясь по террасе, продолжил свои рассуждения:
- Что же касается веры, то, опять таки, по моему мнению, служить Богу – это любить людей и помогать им. Кто не любит людей, кто обижает людей, тот не любит и Бога. Жить отшельником в пустыне или же за стенами монастыря – дело, конечно, трудное… Как тебе сказать?… Истязать себя можно, но нужно ли? А вот жить во благо людей среди этих людей, подвергаясь разным соблазнам и, мудро избегая их, вот это - настоящий подвиг. Ты, Мария, хорошенько подумай над этим.
Он подошел к перилам и, указывая рукой на купола, сияющие в лучах заходящего солнца, сказал:
- Я сказал тебе, что это строится монастырь. Это не совсем так. Вон там женский монастырь, а рядом с ним, за стеной строится детский приют. Там детки будут от «нуля» и старше… В начале этим строительством занялись на свои средства несколько состоятельных людей. Потом эта идея понравилась многим. Ну, а теперь это уже и государственное дело… Я слышал, что присматривать за детьми, растить их и воспитывать, будут монашки. Разумеется, не только они. Будут учителя, наставники и многие другие нужные детям люди… Ведь то, что сейчас происходит с многими детьми – это просто страшная катастрофа: бездомность, наркомания, проституция.. Это ужасно! Лично для меня на этом свете нет ничего дороже детей. Они – сама чистота. Для меня ребёнок – это маленький Бог…
- Вы, Лев Николаевич, романы не пишете? – улыбнулась Мария.
- Почему ты так спросила? – поинтересовался он, оборачиваясь.
- Красиво говорите, - пожав плечами, сказала она. – И потом, вам обязательно надо жениться и … У такого любящего папы, как вы, будут обязательно счастливые дети. Я давно замечаю: взрослым некогда, им всегда некогда уделять внимание детям, дарить им свою любовь. Такое впечатление, что они не понимают, что для ребёнка их любовь важнее, чем всякие там игрушки, сладости и всё такое… А потом взрослые с грустью замечают, что дети их уже выросли, а они так и не успели отдать им всю свою нежность.
- И тогда, - продолжил за неё Лев Николаевич, - они спешат поделиться своей любовью с внуками. Я это заметил, это действительно так… А откуда в тебе столько мудрости?
- Книжки читаю, - снова улыбнулась Мария. Потом вздохнула и продолжила: – Вечерами делать было нечего, вот я и читала всё подряд. У нас в деревне библиотека была небогатая. Правда, там классика и наша, и зарубежная вся была. Вот я и читала, пока всё что ни есть прочла.
- А скажи, Мария, ты хотела бы учиться? Ну, пойти, например, на журналистику или ещё куда, а? – спросил Лев Николаевич.
Ведь, в монастырь ты всегда успеешь.
- Смеётесь, Лев Николаевич, - вздохнула Мария. – Сейчас учиться – дорогое удовольствие. Я же узнавала.
- Это да, это так…
Лев Николаевич стал молча расхаживать по террасе.
- Лев Николаевич, что вы мечетесь, словно лев по клетке?
Садитесь. Так нам удобнее будет разговаривать.
- Да, да, - пробормотал Лев Николаевич, усаживаясь в кресло напротив. – Это так, это так…
Мария показала рукой на особняк, стоящий в глубине сада:
- Лев Николаевич, а дом вашего товарища вот так и стоит по пол года под замком?
Лев Николаевич, словно очнулся от забытья: мотнул головой и непонимающе посмотрел на Марию.
- Я говорю, - стала пояснять ему свою мысль Мария, - дом вашего друга так вот и стоит по полгода: запертым, без всякой уборки и всё такое?
- Нет, - покачал головой Лева Николаевич, - я иногда там убираю.
- А почему мне не сказали? я бы помогла вам. Нехорошо будет, если хозяин приедет, а там - всё пылью и паутиной обросло. Мне, как женщине, будет стыдно. Он скажет: « Одно название, что женщина в доме. Живут тут бесплатно, так хотя бы уж убирали в доме время от времени.» Честное слово, нехорошо получится. Пойдёмте, Лев Николаевич, посмотрим, что там сделать надо.
Лев Николаевич улыбнулся и пожал плечами.
- Ну, раз хотите, - как-то безразлично проговорил он, - пойдёмте.
Они спустились в сад и по аллее в сумерках прошли к особняку.

Они пробыли в доме без малого два часа. Мария ходила по комнатам в задумчивости, серьёзная. Наконец, она остановилась, устало прислонилась к стене и, он уловил её прямой взгляд: в её небесно – чистых глазах отражалась глубокая печаль. Нет, это было что-то другое. Он вдруг сердцем почувствовал её боль.
- Тебе плохо, Мария? – обеспокоился Лев Николаевич.
- Да, - тихо проговорила Мария и стала медленно сползать по стене на пол. – Мне плохо...


Мария очнулась на кровати.
- Ну, вот и ладненько, - сказал сидевший возле неё доктор «скорой помощи». – Вот и хорошо. Что ж вы, золотце моё, пугаете родственников своих?
И, обращаясь уже ко Льву Николаевичу, пояснил:
- Судя по тому, что я от вас услышал, здесь всё-таки сказалось волнение. Однако, Лев Николаевич, давайте на всякий случай перестрахуемся: обследуйте вашу девочку в диагностическом центре.
Лев Николаевич проводил доктора и вернулся к Марии.
- Лев Николаевич, вы меня извините, что так получилось. Доктор прав, это из-за волнения. Наверное, я никогда не смирюсь с тем, что вижу.
Она повела глазами по красиво убранной спальне.
- С чем?
- С той пропастью, что разделяет людей…
Я ходила по комнате, когда вдруг посмотрела в окно: там, в каких-то ста шагах, женский монастырь и приют для детей-сирот, а здесь – роскошь, о которой никто из них не посмеет даже мечтать… Как трудно им будет жить рядом с этими роскошными особняками… Кто виноват в этом? Почему Бог, если только Он есть, позволяет всему этому…быть?
Лев Николаевич вздохнул и тихо присел на край кровати; взял в свои ладони руку Марии и, поглаживая её, ласково сказал:
- Машенька, ты должна понять, что мир не меняется сам по себе. Он почти такой же, каким был сотни и даже тысячи лет назад. Внешне, конечно, мир изменился и даже очень…
Сейчас огромные города, появилась удивительная техника, в жизни стало много удобств… Но человечество, в основной массе своей, почти не изменилось. Со времен Иисуса Христа не стало больше правды. Человек остался прежним: те же желания, то же отношение к себе подобным…К сожалению, рождались и будут рождаться плохие люди. Правильнее сказать, они не рождаются такими, а становятся. Их делают плохими другие люди: папы и мамы, бабушки и дедушки, друзья, учителя, обычаи и нравы общества, и многое-многое другое… Человек рождается хорошим, а плохим он становится в силу разных обстоятельств…
Потом, словно спохватившись, Лев Николаевич сказал:
- Тебе нельзя волноваться. Отдыхай.
- Нет, Лев Николаевич. – Мария сжала его руку, удерживая его возле себя. – Сидите! Пожалуйста, говорите. Мне хорошо, мне спокойно с вами… Даже, если вы уйдёте, то я все равно буду думать и до всего докапываться сама. Вы всё очень хорошо объясняете. Пожалуйста, не уходите.
- Хорошо, - согласился Лев Николаевич. – Ещё пять минут.
- Лев Николаевич, не торгуйтесь. Это я больная, это мне нельзя волноваться. Говорите, пока я не усну.
Лев Николаевич улыбнулся и согласно кивнул головой.
- Мария, а что бы ты сделала с этим домом, будь он твой?
- Лев Николаевич, вы не только сами любите фантазировать, но ещё и меня вовлекаете в свои игры, - вздохнула Мария и затем ответила на вопрос: - Я отдала бы его…ну, например, тем же детям или тем, кто будет заниматься с ними: учителям, воспитателям. Ну, что попусту говорить…
Она помолчала, а потом, как-то неожиданно оживившись от пришедшей в её голову идеи, сказала присев в кровати:
- Я пойду работать в детский приют. Я решила: как только приедет этот ваш друг, мне точно будет не удобно оставаться здесь. И поэтому, я уйду. Не спорьте, Лев Николаевич. Будет совсем неправильно, если мы станем злоупотреблять добротой человека, который приютил вас. Если я останусь, то он может рассердиться и, кто знает, ещё и вас попросит отсюда…
- Ну и что, - хмыкнул Лев Николаевич. – Я же говорил, что у меня, какая ни какая, а есть избушка для житья. Туда мы и уйдём, если что. Да не переживай ты, Мария. У тебя есть выбор: вернуться домой, уйти в монастырь, выйти замуж за Митю…
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
- Я бы выбрала вас, - загадочно произнесла Мария.
- Мою избушку? – удивился Лев Николаевич.
- Нет. Я выбираю вас, как человека, как мужа, - серьёзно произнесла Мария. – Я так решила. Это серьёзно. А вы?
- О-о-о, - сказал, поднимаясь с кровати, Лев Николаевич, - теперь уж точно пора спать. Ты, Машенька, переутомилась.
- Я вам не нравлюсь? – настороженно поинтересовалась Мария.
- Это не разговор, Мария, - уходя, строго произнес Лев Николаевич. – Так нельзя. Да и это просто… невозможно!
- Невозможно? – спросила Мария. – Что невозможно? Объясните, Лев Николаевич? Вы что, женаты, да?
- Нет, - покачал он головой. - Но я же не сумасшедший, и не слепой. В зеркало-то я смотрюсь ежедневно…
- Ну и что вы там видите?
Она поднялась с кровати и пошла следом за Львом Николаевичем.
- Говорите: что вы видите в зеркале? Лев Николаевич! Я что, так и буду идти за вами так вот, босиком?
Лев Николаевич вдруг остановился, словно прислушивался к чему-то, а потом сказал:
- У меня есть предложение.
- Какое?
- Говорить правду и только правду.
- Согласна.
- Тогда быстро в постель, а я принесу чай или кофе? Тебе что?
- Кофе и капельку коньяка…в кофе. Да-да. Я знаю, что мне можно. Коньяк расширяет сосуды, питающие мозг и сердце.
Мария развернулась и побежала в постель, и прыгнула в неё, как частенько делала это в детстве. « Разве я сделала что-нибудь плохое? Нет, я ещё не совершила никакой глупости, - пронеслось у неё в голове. – Это не объяснимо, но он мне нравится. Да. Я хочу его оберегать. Я рожу ему ребёночка. И у малыша будут красивые, умные и добрые родители. Я подарю ему себя и ребёнка. Что ещё я могу ему подарить? Должна же я оставить после себя добрый след на земле…
Это всё-таки правильнее, чем запереться в монастыре. Он прав.»
Вернулся Лев Николаевич, неся в руках поднос. Поставил его на столик и подкатил к кровати, где лежала Мария.
- Кушать подано, госпожа, - пошутил Лев Николаевич.
- Спасибо, Лев Николаевич. Садитесь возле меня…Ближе. Ещё ближе. Я, между прочим, не кусаюсь. А вы коньяк добавили в кофе?
Лев Николаевич кивнул.
- Сейчас проверим, - строго произнесла Мария. – А сами ведь что сказали?
- Что?
- «Говорить правду и только правду», - вздохнула Мария. – Ну, да ладно, обойдусь без коньяка… Дайте мне руку, пожалуйста. Ну, вот. Я хочу сказать вам что-то очень важное. Только не перебивайте меня, пожалуйста. Сейчас…Лев Николаевич, прежде чем я выйду за вас замуж… Не надо так вот подкатывать глазки – вы не девочка. И так, прежде чем мы поженимся, я хочу услышать от вас всё о вашей жизни, скажем так, начиная лет с восемнадцати и до того момента, когда вы меня спасли. Остальное, я, более или менее знаю.
- Ничего ты не знаешь, милая Мария.
- Я услышала сегодня «Машенька» и «милая». Звучит очень приятно! Мне что следовало раньше упасть в обморок? Давайте, рассказывайте о себе всё… Только, когда будете рассказывать о своих любовных приключениях, не вдавайтесь в подробности. Я читала в одном журнале, что мужчин хлебом не корми, а только дай поговорить об этом. Рассказывайте. А потом я расскажу вам о себе.
Мария поставила недопитый кофе на край столика и устроилась полулёжа, опершись на спинку кровати.
- Начну с двадцати лет. Вернулся из Афганистана. Сразу поступил на юридический…
- Я слышала об этой войне. Много наших ребят там погибло.
- Да, - кивнул головой Лев Николаевич. – Много… Потом… Потом закончил институт и стал работать сначала на оперативной работе, затем перешёл в следователи…
- Вот ужас какой-то! У вас высшее образование, а вы, извиняюсь, работаете сантехником. Вы извините, пожалуйста, что я вас перебила. У нас недавно в деревне профессор появился. Домик купил. Так он говорил, что последние два года торговал на рынке стиральным порошком и краской. Говорит, не выдержал. Так много знакомых подходило к нему и сочувствовали, что он не выдержал и бросил это дело. Переехал жить в деревню… Продолжайте, пожалуйста. Что было потом?
- Ну, - продолжил Лев Николаевич, - потом я женился…
- Жена у вас красивая была? –полюбопытствовала Мария.
- Обыкновенная…
- А почему вы разошлись? Простите, если я вошла в запретную зону. Можете не рассказывать, если не хотите.
- Расскажу. Конечно, не для того чтобы удовлетворить твоё любопытство, а чтобы ты извлекла из этого опыт, не набивая собственных шишек, - сказал Лев Николаевич.
- Я хорошо помню эту поговорку: « Мудрый учится на чужих ошибках, а глупец – на своих». Правильно?
- Правильно.
- Продолжайте, Лев Николаевич. Вы сказали, что у вас была обыкновенная жена. А почему не было деток?
- Ей хотелось пожить для себя, как она выражалась…
У некоторых женщин в первые годы брака «пожить для себя» - довольно расхожая фраза, за которой следует другая – «боюсь испортить фигуру», - пояснил он.
- Глупый довод, - хмыкнула Мария. – Всё объясняется просто: она вас не любила… Я хочу выпить. Позвольте мне выпить, Лев Николаевич. Вот глупости какие – не давать взрослому человеку выпить самую малость! Я из-за вас разволновалась.
Лев Николаевич вздохнул, помедлил, но все же выполнил просьбу Марии. Мария захлопала в ладоши и даже взвизгнула.
- Спасибо, Лев Николаевич! Вы - добрая душа…- Она выпила и передёрнулась всем телом. – Ух ты!
Покачивая головой, съела дольку лимона и несколько ягод винограда.
- Ну, вот я вас и обманула, - засмеялась она. - Сейчас будет весело! – И пояснила: А потому, что я пьянею, как тот заяц из анекдота, от одного запаха спиртного…Испугались? Да я шучу, Лев Николаевич!
Лев Николаевич молча наблюдал за Марией, щуря глаза и улыбаясь.
Мария разрумянилась, в глазах появился озорной блеск.
- Я, правда, быстро пьянею, - созналась она. – Как шутил про себя наш сосед, дедушка Егор: « Быстро пьянею, зато так же быстро трезвею». А вы выпили?…Я что-то не заметила. Хочу сказать вот что: больше мне о жене не рассказывайте. Что было дальше – это легко угадать даже мне… Она потихонечку вам изменяла: может быть с одним, а может быть и не с одним. Такое вот поведение одна заумная девица, в какой-то там статье, назвала «поиск партнёра». Кого любят, тому не изменяют. Я правильно говорю? Ну, скажите, что я дура, если это не так… Вот! Молчание – знак согласия. Я – начитанная девочка… Давайте ещё по чуть-чуть? Это чтобы совсем опьянеть и вырубиться. А то я и дальше буду говорить такие же гадости. Или не гадости?.. Ну, что? пьем?
- Нет, - сказал Лев Николаевич. – Ты и так уже пьяна.
- Ну вот, - смеясь, сказала Мария, - ещё не жена, а ты уже соришься со мной. А что будет потом, когда поженимся?
- Мы не поженимся, - сурово произнёс Лев Николаевич.
- Так, - посерьёзнела Мария. – Сейчас я произнесу разгромную речь…для глухих и «особо одарённых».
Лев Николаевич хлебнул ртом воздух, вздохнул и покачал головой.
«С ней скучно не будет», - заметил он про себя.
- Ой! – воскликнула Мария. – Я вспомнила одну прикольную историю. Как-то к нам в деревню привозили книги на распродажу… Ну, что-то вроде книжной ярмарки было… И я купила там одну книжечку. Прочитала с очень большим удовольствием. Фантастика, конечно, но идея там необычная. Дескать, когда-то…в очень давние времена, когда были в разгаре звездные войны… Правда, здорово! Сейчас фантазируют, что звёздные войны когда-то будут, например, через сто и даже тысячу лет, а этот автор пишет, что звёздные войны были ещё до нас. Выходит, что мы поглупели с тех времён? Конечно! Мы же потом жили в пещерах, развивались много тысяч лет и, наконец, снова превратились в людей. Не все… Но я не про это хотела рассказать. В том романе звездная война шла между Цивилизацией Женщин и Цивилизацией Мужчин.
Здорово, правда?... Они не нуждались друг в друге, потому что могли размножаться сами: уровень развития науки позволял им это. И до того они навоевались, что уничтожили друг друга. Обе планеты были взорваны. Идиоты! правда? В итоге осталось два звездолёта с людьми: в одном были женщины, а в другом - мужчины. Они поняли, что теперь им не выжить друг без друга. И они заключили мир. Они вместе нашли подходящую планету и стали на ней жить и размножаться естественным способом. Но вот то, что они были когда-то соперниками, проявляется в их отношениях и сейчас. Вот такая необычная история.
Мария, разгоряченная выпитым, стала словоохотливой: несколько раз Лев Николаевич пытался вставить слово, но Мария тут же начинала свою новую речь и, он вынужден был только слушать. Слушать Лев Николаевич и любил, и умел. Особенно ему нравилось щебетание Марии. Он слушал её и любовался. С одной стороны он благодарил судьбу за его встречу с Марией, а с другой - досадовал, что он, мягко выражаясь, обогнал её по возрасту на целое поколение…
- Вы, Лев Николаевич, совсем меня не слушаете! – теребила она его за руку. – О других женщинах думаете? Всё! Ухожу… Давайте мы с вами поцелуемся? Нет, без повода делать это не прилично… Мы выпьем на брудершафт!
- Нет, - сказал Лев Николаевич. - Больше мы пить не будем.
- Хорошо, - согласилась Мария, - мы поцелуемся на прощанье!
Потому что я ухожу прямо сейчас. Давайте… Стыдно признаться, но я боюсь оконфузиться – я ещё не делала этого ни с кем... Но зато много раз видела, как это делают другие! Я обещаю, что это будет искренно… Что, не хотите?!
- Нет, не хочу, - тихо произнёс Лев Николаевич.
Мария вздохнула, хлопнула ладошками по своим коленям и, став серьёзной и даже грустной, сказала:
- А на кой тогда, позвольте вас спросить, вы меня спасли?
- Но только не затем, чтобы ты в благодарность вышла за меня замуж, – сердито ответил Лев Николаевич. – Ты считаешь это достаточной причиной для замужества?
- Хватит меня наставлять! Вы мне нравитесь – вот вам и вся причина.
Мария пододвинулась к краю кровати и села. Не спрашивая, она налила себе коньяка и выпила. Потом отломила небольшой кусочек от плитки шоколада и стала молча жевать.
- Разговор окончен, - сказала она, поднимаясь. – Я пошла купаться. Спасибо. Был почти романтический вечер.
Уже в проеме двери, остановившись, Мария улыбнулась и сказала:
- Помните ту историю? ну, о звёздной войне, что я вам рассказывала? Просто невероятно, что женщины не победили. Вы странный какой-то, Лев Николаевич… На вашем месте какой-нибудь толстый богатый дядька сказал бы «да» раньше, чем это поняли бы его мозги… Я знаю, вы просто боитесь. Вы думаете, что если я молодая, то «ветвистые рога» вам уже гарантированы? Вы фантазируете только в мрачных тонах: вдруг ей встретится молодой, красивый и богатый; она не сдержится - убежит с ним или будет крутить с ним любовь; или, например, через десять лет вы постареете и с вами обойдутся, как с ненужной вещью, отправят в дом для престарелых или на психушку… А может быть у вас перед глазами картина «Неравный брак»? Эх вы, Лев Николаевич… А счастливые примеры вы в свой голове не держите?.. Что мне моя молодость и красота, если я не могу подарить всё это любимому человеку. Я влюбилась в вас! Понимаете вы это?
Она развернулась и пошла. И, уже идя где-то по коридору, напевая известную песенку, крикнула:
- Ну, настоящий …сантехник!

Всё это время Лев Николаевич сидел, охватив лицо ладонями.
Когда Мария ушла в ванную комнату, он, чуть помедлив, достал из кармана «сотовый» и набрал чей-то номер…


Утром Мария проснулась от красивого перезвона колоколов.
«Какая прелесть! – подумала она. – Это мне знак с Выше – пора мне уходить в монастырь.»
Она подошла к окну, откуда были хорошо видны церковные купола.
От куполов вниз скользнула взглядом на деревья сада, пронизанные золотистыми лучами солнца, ещё ниже…
Двор был заполнен машинами и народом. Заметив, что мужчины одеты в черные костюмы, а по двору суетятся люди в белых халатах и священник прошёл мимо, она жутко испугалась: ей почему-то представилось, что пока она спала, с Львом Николаевичем случилось страшное – он умер, а эти люди, и стоящие, и снующие по двору – это пришедшие на похороны его друзья и знакомые.
Слёзы сами потекли из её глаз, и она так и стояла, не в силах пошевелиться, когда дверь тихо открылась, и на пороге возник «усопший» в полном здравии и с охапкой цветов.
- Что с тобой? – кинулся к ней встревоженный Лев Николаевич.
- Я…, - дрожащими губами, запинаясь и ещё больше плача, проговорила Мария, - я думала, что ты… умер!
Она упала в его объятья и разрыдалась так, как никогда до сих пор в своей жизни не плакала…
- Машенька, - обнимая, прошептал ей на ушко Лев Николаевич, - милая, я тебя так сильно люблю! Выходи за меня замуж.
Она оторвала от его промокшего плеча заплаканное лицо и долго смотрела молча в его глаза. Потом, часто закивала в ответ головой и, крепко прильнув к его груди, опять заплакала.
- Я , - бормотала она, всхлипывая, - обязательно рожу тебе деточку… И мы, втроём, будем счастливо жить в твоём домике… Ты покажешь мне свой домик?
- Обязательно покажу, - засмеялся Лев Николаевич.
- А что там за люди во дворе? – спросила она, поднимая голову.
Что ты смеёшься? И почему ты так хорошо одет? Что сегодня, праздник?
- Праздник.
- Какой?
- Наша свадьба.


Ласковое солнечное утро на исходе лета. На холме забывшая свой возраст церковь с голубыми куполами и поблекшим золотом крестов. В проёме настежь распахнутых дверей деревенский батюшка - отец Дмитрий, шепча молитву, смотрит из-под ладони куда-то вдаль…
И в то же самое время далеко-далеко от этих мест, под куполами другой церкви, торжественно звучит:
«Венчается раб божий Лев и раба божья Мария!»

11 апреля 2003 года.