«Хмурый» вышел на вершину холма – отсюда далеко всё видно. Устало плюхнулся на снег и расслабился: положил морду на лапы и закрыл глаза.
В пустом животе квакнуло и прокатилось, как гром по весеннему небу.
« Старость – не радость, - грустно вздохнул он. – А ведь были времена… Что ты! Не то, что теперь: шуба вон – клочьями, зубы – высыпались, как зёрна из перезревшего колоса…
Из стаи не прогоняли, я сам ушел – из гордости. Не желаю есть их отрыжки – лучше с голоду помереть… А какой волк был! Какой волк был!!! Стаю десяток лет водил и не одной головы не потерял. Это притом, что в такие облавы попадали, что не приведи Господь! А в какие голодные годы жить пришлось, помнишь? – рассуждал он сам с собой. – И ничего, сами выжили и детей сохранили…»
«Хмурый» поднял голову, потянул носом воздух.
«Вот! Всё, что осталось в неизменном виде, так это нюх – прямо как в молодости! А глаза уже подслеповаты… Никак не различу: кто это из Спицевки тронулся по тропе? По голосам – вроде как дети со школы пошли. Сами-то они на Красном хуторе живут, а сюда ходят, потому как своей школы у них нет. Учатся… О, люди – народ умный и оттого очень опасный! А вот дети у них – чистые щенята наши… Вон тот, что отстал от других, это Петрушка. Вырос – в этом году в школу пошел. На год раньше других! Умный… А как мы с ним познакомились, помнишь? Смех, да и только!
Занятная история…
Хата у них крайняя, огород задней стороной к лесу лепится. Летом, когда взрослый народ в степи пропадает, дома у них только Нюрка, да Петрушка – её младший брат.
Дай бог памяти: чего я тогда к ним забрёл? Вспомнил! У них тогда овцы окотились. Погодь, а чего это так поздно? Чего-чего… Значит, поздний окот! – спорил сам с собой «Хмурый» - Почем я знаю. Не сбивай с мысли! На чем я остановился? На ягнятах. Правильно! Ягнят было три или четыре – как у меня в тот год волчат. Ягнята блеют и блеют, блеют и блеют! Как не услышать, не придти? И опять, сам посуди: за зайцем по лесу мотаться или ягненка взять – что легче? А щенят, сам понимаешь, жалостью не накормишь… Собаки в их дворе не было – померла как раз за неделю до этого. Ну, я и полез.
Тихо, как лист с дерева, скользнул через каменную ограду, пробежал тихонько меж виноградных рядков и – вот уже стою во дворе.
Осталось только через махонький заборчик перепрыгнуть в загон с ягнятами – и айда в лес!
И тут вижу: посреди двора сидит в корыте с водой карапуз. И никого вокруг! Глянул на ягнят, что сбились в кучу, глянул на этого, что к корыте.
М-даа… Ягнята видят меня, но со страху молчат. А малой – не видит, потому как спиной ко мне сидит. Ну, ни то, чтоб совсем спиной, а так вот – чуть с разворотом. Подхожу к нему вплотную. Обнюхиваю. Пахнет хорошо… Озираюсь по сторонам. Принюхиваюсь.
М-даа… Во, няньки! Бери и уноси – никто и не заметит. Может и вправду унести?
А он мне ручонку протягивает, чего-то там лопочет. Что он мне сует? А что это такое? Пахнет вкусно! Взял. Съел. Вкусно! Пирожок с требухой… Первый раз тогда попробовал и, наверное, в последний…
Тут Нюрка появилась – от страха застыла в проеме двери – бледная и безмолвная.
«Ну, что, нянька, - вроде как глазами говорю ей, – забрать малыша или как?»
Потом, конечно же, попятился и – майнул в огород.
Слышу, как Нюрка причитает: «Петрушка, братишечка, не тронул он тебя?» Ага, думаю, Петрушкой зовут. Ну, ладно, будем знакомы!»
«Хмурый» опять прилёг – теперь уже, чтоб не приметили его.
« Идут… школьнички. Петруха отстал, да ещё как отстал. Так ведь и сожрут когда-нибудь! М-даа… Может самому съесть?»
«Хмурый» устало сполз на тропу. Поднялся во весь рост.
Петруха остановился. В руках – недоеденный пирожок, в зубах - откушенный кусок.
Замерли оба.
«Что, опять пирожок с потрохами?» – потянул носом «Хмурый».
Вспомнился двор, залитый солнечным светом, корыто… С чего-то вдруг вспомнились щенята, оставшиеся в тот день голодными. Слеза - вражина такая…
Петрушка двинулся. «Хмурый» оскалился. Петрушка, не отрывая взгляда от волчьих глаз, пошел вперед, набирая скорость.
« Вот, дурень! - выругался про себя «Хмурый». – Куда прёшь?!»
Но сам попятился прочь с тропы. Глянул Петрушке в спину.
« Смелый, однако! А пахнет – совсем как в детстве, - вздохнул «Хмурый» и присел.
Петрушка через несколько шагов остановился, развернулся и ловко бросил пирожок – «Хмурый» только и сделал, что пасть открыл…
« Вот такая вот странная штука – эта жизнь, - вздохнул и выронил пирожок «Хмурый. – Кого хотел когда-то съесть…»
«Ой! Да, ладно тебе! Чего врать-то! - подключилось его старческое второе «я». - Ты и не думал тогда его съесть. Сам посуди – на кой тебе это было делать, если рядом – полный баз ягнят? Вот ты сейчас на себя грехи всего света навешаешь - и окочуришься от сердечного расстройства. Пойдем лучше в бурелом, что за болотцем. Там такое местечко… такое замечательное. Ляжем там… Глядишь, и уснем. А потом… Весной птицы будут петь, листва под ветром шелестеть…»


К утру вьюга замела все следы. Все…